Христиане-«практики»

Как приходят к вере люди с математическим складом ума? Почему христианин без служения – не вполне христианин? Как зарождалось волонтерство в России, можно ли развить его в регионах, и каковы особенности добровольчества на Западе, порталу «Приходы» рассказал Александр Боженов, председатель правления движения «Даниловцы», заместитель руководителя Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи, кандидат физико-математических наук.


Вместо тысячи слов можно прийти и поиграть с детдомовцами

– Что входит в круг Ваших обязанностей в движении «Даниловцы»?

– Формально председатель – это самый главный человек в общественной организации. За моей подписью принимаются все главные решения при создании движения, назначается исполнительный директор, главный бухгалтер и прочее. Но настоящая моя роль в «Даниловцах» больше похоже на роль «свадебного генерала», который ни на что не влияет и ни во что не вмешивается. Только когда возникают какие-то серьезные проблемы, которые угрожают самому существованию «Даниловцев», я активизируюсь,  вспоминаю о том, что у меня есть такая высокая должность, и пытаюсь помочь своим коллегам.

Если есть возможность, на добровольческих началах помогаю в том или ином проекте. В частности, я принимал активное участие в организации Школы социального волонтерства.

– А практически сталкивались с волонтерской деятельностью?

– Конечно. «Даниловцы» родились не в чистом поле – они выросли из людей, которые раньше имели отношение к Данилову монастырю, Патриаршему центру духовного развития детей и молодежи. Там уже с начала 90-х была волонтерская активность. Стержнем такой работы было первоначальное религиозное просвещение, катехизация. Но этим все отнюдь не ограничивалось. Мы всегда говорили ребятам, что христианин без какого-то служения – это не вполне христианин. Если есть возможность, почему бы не посвятить полтора-два часа в неделю свободного времени доброму делу?

Когда только пришел в Данилов монастырь, я в свободное от работы и учебы время помогал с организацией учебных курсов и досуга для молодежи, ходил с рассказом о Христе к бабушкам в центр социального обслуживания, в центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей, в школы и институты. Мы всегда пытались донести до людей, что необязательно что-то кому-то говорить – христианство «не доказуется, а показуется». Ты можешь просто поиграть в футбол с ребятами в детском доме, например. И если они будут видеть, что ты хороший, у них появится уважение к христианству.

Таким образом, мы неформально занимались волонтерством еще в 90-х, но всегда хотелось поднять эту деятельность на более высокий уровень. Долгое время это были просто планы, надежды, а потом все оформилось в общественную структуру, которой Данилов монастырь и молодежный Центр при нем помог «встать на ноги».

– Как Вы оказались ответственным за церковное просвещение в Даниловом монастыре, окончили семинарию и филиал аспирантуры Московской духовной академии? Почему вообще оказались на этой стезе?

– В начале 2000-х я обнаружил наипрекраснейшее место в христианской Москве – молодежный Центр при Даниловом монастыре. Там собрались очень талантливые, горячие в вере и служении люди, с которыми, как мне казалось тогда, мы можем натурально «свернуть горы»! Все, что только было возможно придумать в то время в области церковного просвещения, миссии и социального служения, там было и функционировало много лет, был накоплен потрясающий опыт.

Всеми этими факторами, а также открытостью и доброжелательностью людей, обитающих в Центре, я был «сражен» и «уловлен». Поэтому в скором времени я из «технаря» переквалифицировался в «гуманитария».

Почему нужно верить…

– Как Вы пришли к вере?

– Крестился в двадцатилетнем возрасте. Этому предшествовали долгий религиозных поиск, период сомнений и разочарований, так как задумываться о смысле жизни, существовании Бога и других религиозных проблемах я начал в старших классах школы.

В детстве я интересовался разными науками, в частности, биологией и астрономией. Был в этой сфере один очень талантливый автор, популяризатор  из Украины Иван Климишин, который не боялся в своих книгах писать на темы бытия Бога и обсуждать вопросы Творения. Он говорил о большом числе ученых, которые верили в Бога. Говорил о том, что в некоторых научных явлениях (например, в происхождении живой клетки) многие ученые усматривают явную руку Творца. Самопроизвольное зарождение жизни возможно в очень малой степени вероятности. Это заставляло задуматься.

Вывод, к которому я пришел после детального исследования, был следующий: очень сомнительно, что процесс творения обошелся без вмешательства Свыше. Тайна создания этого мира, первой живой клетки и человеческого мозга льет больше воды на мельницу верующих, чем неверующих.

– Какие книги или события особенно повлияли?

– В философском контексте на меня большое влияние оказал Блез Паскаль и его книга «Апология христианской мысли». Он попытался выстроить стройную апологию христианства, долго записывал различные мысли на эту тему, чтобы сделать объемный миссионерский труд. Но, увы, закончить книгу не удалось: Паскаль умер молодым… «Мысли» абсолютно гениальны. Они о том, почему нужно верить в Бога и почему нужно верить во Христа. Его математический строго логический образ мышления показался мне чрезвычайно убедительным.

После прочтения Паскаля я уже знал существовании Бога. На мой взгляд, оно довольно очевидно, если просмотреть  на мир незашоренным взглядом. В то же время прочел Евангелие Христово и понял, что такой труд не мог написать или сочинить человек, он действительно дам нам свыше. Убедили меня и многие святые, которые свидетельствовали, что Христос – Богочеловек и что Он воскрес. Особенно меня впечатлил священномученик Киприан Карфагенский. У него, с одной стороны, ревностный взгляд, с другой стороны, он очень систематичен.

 

Просто почувствовал, что там – Бог

– В позднесоветское время были очень популярны экскурсии на религиозную тему. Запомнилась две из них под названием «Религии Москвы» и «Известные монастыри Подмосковья». Мне было совсем немного лет, я ездил туда вместе с какой-то изящной публикой с высшим образованием. Нас возили в синагогу, католический костел, протестантский храм, мечеть, православные монастыри и храмы.

– Почему Вы выбрали именно православный храм?

– Здесь присутствовал, в том числе, и субъективный выбор. В рамках этих экскурсий я побывал и в Донском монастыре. Нас завели в Большой собор, где находился полуразрушенный музей. Там была какая-то величественная тишина, спокойствие, гармония. Я почувствовал там присутствие Бога.

В  остальных местах, которые мы посетили, были очень милые и приятные люди, но присутствия Бога я там почему-то не ощутил. Еще раз подчеркну, что говорю о чем-то весьма субъективном, о том, чему более приличествует наименование веры, чем логики. Перед тем, как принять Православие, я, кроме Евангелия, прочитал Катехизис святителя Филарета Дроздова, чтобы знать, во что я собираюсь верить.

К сожалению, очень немногие поступают так. Катехизация перед крещением не очень популярна в народе в нашей стране.

– В новейшее время в России не всегда существовали волонтерские движения. В конце 80-х этого не было почти вообще. Можете ли рассказать, как это начиналось?

– Массовое и системное христианское добровольчество появилось уже в 2000-х годах. Некоторое влияние оказали наши собратья по вере, находящиеся на Западе: они передавали какую-то литературу, делились опытом, приглашали в гости. Благодаря этой открытости многие люди узнали о современных технологиях в области волонтерства и благотворительности. Еще в те времена владыка Пантелеимон (Шатов), например, знал и дружил с общиной святого Эгидия, одной из самых успешных мирянских общин в Католической Церкви.

Важно также,  что волонтерство и социальное служение произрастает из самого христианства. Это заповедь Христа, и люди всегда старались ее исполнить. У нашей страны есть богатый дореволюционный опыт: великая княгиня Елисавета Феодоровна основала Марфо-Мариинскую обитель, существовали общины трезвости, созданные отцом Иоанном Кронштадтским.

В начале 90-х народ стал приходить и помогать строить храмы, которые были  в руинах. Тогда социальное волонтерство было на каком-нибудь 28-м месте. Когда в 1983 году Церкви передали наш Данилов монастырь, люди приходили и бесплатно выполняли работы по его восстановлению.

 

Менталитет и возможности

– Как Вы считаете, волонтерство в регионах – это вообще реально? С русским менталитетом?

– Дело не в менталитете. У каждого народа есть свои положительные и отрицательные черты. Но важно подчеркнуть: мы не хуже других народов. Во многих странах волонтерством занимаются 50 процентов населения и больше, у нас – сотые доли процента.

Главная проблема провинции – финансы: если регион депрессивный, людям негде работать, нечего кушать, ни о каком развитии волонтерства речь идти не может.

Если рассуждать о стратегии, можно сказать, что потенциально перспективы огромные. В любом регионе есть, условно говоря, средний класс. Если муж домохозяйки зарабатывает, у нее появляется время и желание не сидеть дома. Один раз в неделю отправиться куда-то на два-три часа – вполне реально.

– А в Москве волонтерство находится на удовлетворительном уровне?

– В Москве число вовлеченных в волонтерство людей хорошо бы повысить раз в сто. Но это не просто. Вот тут уже прослеживается связь с менталитетом: у людей есть возможность, но многие говорят, мол, почему я должен кому-то помогать, мне что, делать нечего? Чтобы в корне поменять ситуацию, необходим широкий спектр государственных мер, а еще общественные организации должны принять участие.

Можно, например, выделить специальный день для волонтеров (раз в неделю, или раз в месяц) в одной из поликлиник в центре Москвы, чтобы они могли проходить необходимые обследования и получать справки для волонтерской деятельности.  Разве это очень трудно или затратно для столицы?

 

Нужно показать, что труд волонтеров выгоден стране

– Хорошо еще, чтобы лица, которые занимают ответственные посты, сами хоть понемногу волонтерили, как на западе. Хорошо, если и медиаперсоны будут принимать в этом участие.

Плохо, если главврач больницы или директор детского дома воспринимает волонтеров как  помеху. Может, где-то нужно прописать в рабочие обязанности, чтобы было понятно, что у главврача полпроцента его драгоценного времени должно быть посвящено взаимодействию с волонтерскими организациями, которые хотят ходить в его больницу. Он за это зарплату получает, это не что-то, что ему навязали. Разве трудно Минздраву сделать такое мизерное изменение в должностных обязанностях?

Вкладывать в людей у нас не принято

– Волонтерские организации нуждаются в финансах. Все хотят пожертвовать на что-то, что пойдет непосредственно  детям (бумага, краски). Но нужно организовать волонтерскую работу, а на это мало кто хочет что-то жертвовать. Это примерно то же самое, что и в церковной тематике: бизнесмены согласны позолотить купол за 10 миллионов рублей, но не согласны выделить 10 тысяч рублей на воскресную школу, чтобы там обучали детей. Я немножко утрирую. Но иногда действительно сложно объяснить человеку, что нужно вкладывать и в народ.

 

Люди не чувствуют себя хозяевами этой земли

– Что Вас лично не удовлетворяет в социуме? Куда можно было бы направить волонтерскую силу?

– Общество атомизировано, и никому ни до чего нет дела. Все задавлены прессом своих проблем, боятся окружающих. Ты предлагаешь: давайте что-то решим, но в ответ – полнейшая тишина.

А ведь своими силами можно решать очень многие проблемы. Но люди ощущают себя временщиками, задача которых – выжить. Больше их ни на что не хватает.

Это кардинально отличается от западного восприятия. Там люди действительно могут собраться и помочь какому-нибудь соседу решить его личную проблему. А так ты – этакий Д’Артаньян, который персонально со всеми борется.

Очень немногие люди социально активны, буквально единицы. Они пишут в приемные, обивают пороги, звонят на горячие линии.

 

Разобщенность между людьми – плод сталинских времен

– Дело в пресловутом отношении «это не мое, я не имею к этому никакого отношения». В советское время это осуществлялось как целенаправленная политика, чтобы разобщить народ. Чтобы не было протеста, выступления. В сталинское время люди боялись, что их брат, отец, сын, друг заложит за какое-то неосторожное слово. Это же не просто одномоментный акт, а десятилетия. В народной памяти – недоверие к рядом сидящему. Человеческое отношение вытравливалось.

Мне кажется, и архитектура – небоскребы – потенцирует к этому. Когда ты живешь не на земле, ты не чувствуешь себя в одном континууме с соседями. Простые вещи, которые в нормальных странах решаются легко самим же обществом, у нас становятся проблемой. Может, наши власти и рады решить, но как они могут это делать, если снизу нет никакой инициативы? Существует РОИ (Российская общественная инициатива) – набираем 100 тысяч подписей, и парламент обязан инициативу рассмотреть. У нас обычно набирают подписи за какие-то политические вещи, но есть и более насущные социальные проблемы.

Расскажите немного о благотворительности  на Западе.

– Когда мы были в общине святого Эгидия в 2009 году, увидели их проект по кормлению бездомных, познакомились с их идеологией. Для них важно не только дать человеку кусок мяса или хлеба, но и помочь ему захотеть стать личностью. Очень важный принцип: они кормят, как в ресторане. Человеку предоставляют выбор: что тебе на первое, что на второе? Важно вступить в некое личностное общение, поговорить с человеком, обрести доверие. Для общины бездомные –это друзья.

Многие проекты, например, благотворительные ужины, есть сейчас и в Даниловом монастыре. Однако есть опыт, который можно перенять, и тот, который перенять сложно. Пенсии в Италии довольно маленькие, пенсионеры часто оказываются на улице. И тамошняя община строит дом. Если пожилого человека вырвать из привычного окружения, с которыми он когда-то общался, он просто умирает. Поэтому дом строится именно в этом же престижном районе. Это какая-то фантастика, но это воодушевляет.

Там сильные общины, в которых десятки тысяч человек. Несколько раз в неделю они собираются на общее богослужение. В Италии работать начинают рано утром, в три-четыре часа дня все заканчивают работу. После работы идут на служение, три часа чем-то занимаются. А к восьми часам собираются в храм (несколько тысяч человек) на какой-либо совместный молебен или служат мессу. Вот такая включенность, гармоничность жизни: и служение, и работа, и совместное моление переплетаются. Это впечатляет.

– У нас есть аналоги, хотя бы что-то похожее?

– Братство Всемилостивого Спаса: строят гимназии, детские лагеря, свои детские сады. Но специфика наших (если говорить о церковных организациях) в том, что они больше работают «на себя». И это можно понять. Это наше «руинное Православие»: сперва восстанавливали здание храма, потом у тех людей, которые молодыми разгребали мусор и клали кирпичи, рождаются дети, которых нужно куда-то пристроить, соответственно, строятся институты, детские сады, школы. Есть свои плюсы и минусы – это отдельная тема для разговора.

Беседовала Анна РЫМАРЕНКО

Быстрое пожертвование по QR коду

Введите ваш e-mail и сумму пожертвования и нажмите на красный баннер:

Наш сайт с целью персонализации сервисов и повышения удобства пользования сайтом использует файлы cookie. Продолжая просматривать сайт, вы соглашаетесь с данными условиями. В случае несогласия, Вы можете отключить использование файлов cookie в настройках браузера. Подробнее

Обратная связь

Оставьте обращение, и мы ответим вам в течение одного рабочего дня

* обязательные поля

Нажимая кнопку «Отправить», вы подтверждаете своё согласие на обработку персональных данных